Lapinaov

Лишь в начале декабря 1826 года Пушкин через посредничество Дельвига представил поэму Бенкендорфу. К тому же крайне высокая цена за каждую отдельную главу — пять рублей — несомненно играла роль в деле распространения книги. Становится ясным, что личная библиотека великого Ленина — это его инструмент, его ближайший помощник. И не так уже важно характеризовать точно политическую позицию поэта в этих произведениях. Не спускавшая глаз с поэта жандармерия немедленно поставила в известность Бенкендорфа даже об этом. Ничего большего нельзя было требовать от Пушкина в эти годы.

Поэт помнил письмо своего друга и издателя П. О силе политической направленности этого неосуществленного сборника можно судить по письму Пушкина к Бестужеву 24 марта 1825 года: «Где у меня сатира? о ней и помину нет в Евг.

Назовите это стихотворение сказкой, повестию, поэмой или вовсе никак не называйте, издайте его в двух песнях или только в одной, с предисловием или без; отдаю вам его в полное распоряжение». Старичок Инзов сажал меня под арест всякий раз как мне случалось побить молдавского боярина. Я старался в ней как можно меньше говорить от себя, предоставляя первое слово документам, письмам самого Пушкина, свидетельствам его современников. Впрочем, самая надежда, что с днем рождения руслан стихи «Евгений Онегин» пройдет цензуру, зародилась у автора лишь в связи с переменой в министерстве народного просвещения: в 1824 году вместо 100 «душителя просвещения», ханжи и мистика князя А.

С роду не бывал я болен и не пробовал, каковы на свете лекарства; а теперь беспрестанно их глотаю через час по две ложки» 11. Ольдекоп даже не постеснялся распустить слухи, что у него якобы была предварительная договоренность на печатание этой книги с отцом поэта Сергеем Львовичем. Я задал ему несколько вопросов, и он охотно водил меня от памятника к памятнику, давая пояснения.  Вяземскому от 17 февраля того же года: «Брат поэта сказывал мне, что завтра Онегин будет весь отпечатан. Причислять этот листок к отдельным прижизненным изданиям сочинений Пушкина нет оснований, хотя он и является драгоценной памяткой о поэте. Имел я такую же высокую честь видеть здравствующим и другого великого русского ученого Ивана Петровича Павлова. Он возвратился от государя и первым словом его было: «Ну, 46 вот дело Пушкина и решено».